Рыбалка 50 лет назад: так о ней писали - Ч. 4


                            Валентина Потемкина

 

                                ПЕНСИОНЕР

 

     Семенов занял свое любимое место - крайняя  скамья  у  борта,  и  все

пошло, как обычно. Так же плыли мимо ярко-зеленые берега, залитые солнцем,

за кормой чайки скользили над самой водой, ловя брошенные им куски  хлеба,

совсем  близко  к  теплоходу  подплывали  мальчишки  и,  блестя  из   воды

загорелыми плечами, неожиданно обдавали пассажиров  прохладными  брызгами.

На скамье лежали рюкзак и аккуратно увязанные удочки. Сколько раз Владимир

Александрович вот так ездил на рыбалку! Что  же  произошло?  Нет,  ничего.

Конечно же, ничего не случилось. Разве не бывало  раньше,  что  он  уезжал

далеко в глушь и надолго, на целый месяц отпуска? Да,  тогда  он  ездил  в

отпуск... Тогда это был счастливый отдых,  зарядка  перед  новой  работой.

Тогда Владимир Александрович закладывал листок календаря и начинал считать

дни, которые к концу отпуска становились  обидно  короткими  и  улетали  с

непостижимой быстротой. Теперь уже не надо будет считать  дней.  Он  может

прожить в деревне месяц, два месяца, год, даже всю жизнь. Всю  жизнь!..  А

много ли ее осталось?..

     Теплоход подошел к высокой пристани.  Там  уже  ждала  стайка  голых,

коричневых от солнца мальчишек, нацеливаясь прыгнуть на палубу.

     - Вот я вас! - крикнула пожилая женщина-матрос и замахнулась на ребят

концом каната. - Ишь, бессовестные! Вот сейчас  товарищ  полковник  вас  в

милицию отправит!

     Ребята покосились на Семенова и не стали прыгать. Теплоход отчалил.

     Мимо проплыли белые башни  маяков  и  маленький  домик  бакенщика  на

берегу.

     Сколько раз, глядя на такие вот покоящиеся в  зелени  уютные  домики,

Семенов мечтал: «Эх, уйти бы в отставку, поселиться где-нибудь у бакенщика

в  глухомани,  наслаждаться  природой,  тишиной,  удить   рыбу,   собирать

грибы!..» И вот мечта сбылась...

     Откуда же сейчас эта горечь?

     Теплоход  миновал  дачные  места,  пестрящие   купальщиками,   белыми

крыльями яхт, голубыми пристанями, яркими клумбами. Теперь  он  шел  вдоль

спокойных зеленых берегов с  молодыми  посадками.  Семенова  удивило,  что

некоторые деревца, несмотря на разгар лета, стояли с обнаженными  ветками,

лишенными листьев, словно в ноябре. Но  тут  же  явилась  и  разгадка.  На

пригорке сидела старуха,  а  неподалеку  от  нее  бородатая  коза,  подняв

бесовскую морду, ощипывала молодую листву.  Покончив  с  нижними  ветками,

коза становилась на задние ноги и опустошала вершинку. Семенов видел,  как

старуха вынула кол, к  которому  коза  была  привязана,  и  перенесла  его

поближе к свежим кустам.

     «Черт знает, что такое! - подумал Владимир Александрович. - И ведь не

понимает, глупая, что люди старались, сажали для нее же!..»

     Первой мыслью его было сойти на ближайшей остановке и прогнать  козу,

но тут же он почувствовал свое забившееся сердце. Вот и сердце дает о себе

знать, требует покоя. Да! Теперь уже  он,  Семенов,  не  тот!..  Отвоевал,

отволновался, пора и на отдых. А вот жена этого не понимает.  Он  вспомнил

последний крупный разговор.

     - Да ведь не сам же я попросился  на  пенсию! -  волновался  Владимир

Александрович.

     - Не о пенсии речь. А о твоем настроении, - строго сказала Шура.

     Привыкла  у  себя  в  школе  воспитывать  и  дома  хочет  учить,  как

маленького!..

     Владимир Александрович раскашлялся, вытер глаза и вспомнил пушкинские

строчки:

 

               Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит -

               Летят за днями дни, и каждый час уносит

               Частичку бытия...

 

     Пенсионер... С этим словом  возникал  образ  тихонького,  сухонького,

этакого благолепного старичка. Да, пенсионер... Значит, жизнь по  существу

уже кончилась. Надо тихо доживать  свой  век,  в  стороне  от  борьбы,  от

горячих дел...

 

               На свете счастья нет, но есть покой и воля.

               Давно завидная мечтается мне доля -

               Давно, усталый раб, замыслил я побег

               В обитель дальнюю...

 

     Ветер дул в лицо, в глаза... Владимир Александрович  все  вытирал  их

платком...

                                   * * *

      Семенов поселился в небольшой деревушке Загорянке на берегу канала.

     Каждое утро он просыпался от звуков  пионерского  горна.  Это  пастух

собирал стадо. Года три назад в  Загорянку  приезжал  на  лето  из  города

пионерский лагерь. После  него  осталась  старая  медная  труба.  Она  так

понравилась старику-пастуху, что  он  выбросил  свою  древнюю  жалейку,  и

теперь хриплые,  басовитые  звуки  каждый  день  разносились  по  деревне.

Подобрать какую-нибудь мелодию старик не смог и просто дудел  торжественно

и однотонно. Коровы привыкли к этим звукам, и если бы лагерь сюда  приехал

снова, ребята, наверно, были бы весело удивлены, когда вечером  к  ним  на

линейку, на зов горна, явились бы рогатые гости.

     Эти звуки будили в Семенове воспоминания о том времени, когда его сын

был худеньким подростком и каждое лето его собирали в лагерь. Теперь  Боря

кончает институт и на каникулы поехал не к отцу, а с экскурсией на Кавказ.

     Семенов, вздыхая, переворачивался на другой  бок.  Издалека  начинало

доноситься равномерное пофыркивание. Оно все приближалось -  это  подходил

рыбацкий катерок. Сейчас он заберет лодки с людьми и сетями и  повезет  их

на плесы.

     Владимир  Александрович  продолжал  лежать  и  рассматривать   темные

дощатые стены, черную рамку с множеством чужих лиц, угол печи,  затейливый

узор скатерти на комоде.

     Конечно, в прежнее время Семенов давно  бы  уже  был  с  удочками  на

воде - вон какое яркое сверкающее утро за окном!.. А  сейчас  он  лежит  и

прислушивается к себе... Глухо, утомленно бьется сердце, вот оно заныло то

ли болью, то ли тоской... Тоска поползла по телу, стало ломить левую руку.

Почему-то задергалось веко, а тут еще откуда-то взялся кашель... На  дворе

встревоженно орала курица, за стеной плакал ребенок,  хозяйка  уговаривала

его. И казалось, что все это: и куриное  кудахтанье,  и  голос  хозяйки  и

детский плач - все это уже было. И вот  такие  же  стены,  и  точно  такая

скатерть... Все, все в жизни уже было!

     Владимир Александрович, еще месяц тому назад  вскакивавший  утром  по

будильнику, теперь валялся в постели, не зная,  когда  вставать  и  вообще

нужно ли вставать. Потом с трудом поднялся, не  стал  обтираться  холодной

водой, как это делал каждое утро, а только плеснул в лицо из висевшего  на

крыльце умывальника. Бриться тоже, пожалуй, не стоит, зачем?..

     Из желтого пятнистого зеркала смотрело припухшее от сна  лицо,  новая

горькая складка у рта, обиженные глаза...

     На пристань он пришел, когда солнце  стояло  уже  высоко.  Начиналась

жара. О серьезной рыбалке нечего было и думать. Он отвязал лодку, бросил в

нее удочки, мешочек с  накопанными  вчера  червями  и,  не  спеша  «чапая»

веслами, двинулся вдоль канала. Солнце сразу  обволокло  горячей  истомой.

Оно через сорочку жгло плечи, пробиралось под  полотняную  панаму,  сшитую

Шурой. Такие панамки она любовно мастерила когда-то маленькому Борису.

     Семенов въехал в залив, выбрал место за  мыском,  встал  недалеко  от

берега на якорь - два кирпича, связанных  вместе, -  забросил  удочку.  Но

пока разматывал  вторую,  поплавок  быстро  мелко  задергался.  На  крючке

трепыхался крупный ерш. Семенов переменил червя и только взялся за  вторую

удочку, как поплавок снова начал приплясывать  и  ушел  в  воду.  Владимир

Александрович отложил вторую удочку и стал ловить одной. Он  едва  успевал

насадить  червя -  тотчас   же   какой-нибудь   маленький   обжора   жадно

набрасывался на добычу.

     За полтора часа Владимир Александрович наловил штук семьдесят ершей и

теперь не понимал, что будет с ними делать. И все же не без  сожаления  он

заставил себя смотать удочку и поехать дальше.

     У березовой рощи виднелись  две  большие  лодки  с  людьми  и  третья

поменьше. Это рыбаки притоняли невод. Семенов  стал  грести  к  ним.  Люди

вместе с бригадиром Натальей Супрун крутили ворот, на который  наматывался

канат.

     На Наталье были холщевые брюки и очень высокие резиновые сапоги.  Она

сбросила с себя спецовку, и  Семенов  видел,  как  под  тонкой  вылинявшей

кофточкой напрягались мускулы, как  на  лбу  и  шее  выступили  прозрачные

капли.

     Владимира Александровича уже знали в деревне и  сейчас  сделали  вид,

будто на него не обратили внимания.

     - Здравствуйте, товарищи!

     Два-три рыбака ответили ему и продолжали работу.

     Наталья взглянула, и в ее синих глазах на  очень  загорелом  лице  он

увидел усмешку. «Наверно я им  кажусь  дачником,  бездельником, -  подумал

Семенов. - Да в сущности это так и есть».

     - Ну как рыбка? Ловится? - спросила Наталья, но  в  вежливом  вопросе

явно чувствовалась издевка.

     - Да   вот...   мелочь, -   почему-то   краснея   ответил    Владимир

Александрович и показал на  бадейку  с  ершами.  Он  снял  свою  панаму  и

пятерней пригладил седеющие волосы.

     Наталья беззастенчиво рассматривала его улов,  и  синие  бусы  на  ее

загорелой шее весело поблескивали.

     - Сильно! - сказала она, и парни  на  лодке  рассмеялись. -  Глядите,

ребята, этак товарищ полковник и нас обловит. Придется нам с  вами  другие

места искать, - уже под дружный хохот закончила она.

     В это время ход каната замедлился, и люди, перестав смеяться, налегли

на ворот.

     Семенов шагнул в их лодку и решительно сказал Наталье:

     - Разрешите-ка, я попробую. А вы отдохните.

     Она недоверчиво, с прежней полуулыбкой, взглянула на него, но встала.

     Все смотрели выжидающе, с нескрываемым интересом.

     Семенов сел на место, взялся за ручку, и тут же понял, что значили их

взгляды. Он всегда был физически неслабым человеком,  но  сейчас  напрягал

все свои силы, а ворот двигался с таким  трудом,  словно  это  был  жернов

гигантской  мельницы.  Вскоре  Владимир  Александрович  почувствовал,  что

ладони его горят, сердце стучит и весь  он  с  головы  до  ног  обливается

горячим потом.

     - Ну, ладно. Хватит! - властно сказала женщина. - А то надорветесь, а

за вас потом отвечай.

     Говорила она полушутя и также полушутя снова взялась за ручку ворота.

     Семенов пересел в свою лодку. Неужели же нельзя облегчить эту тяжелую

работу? Неужели нельзя заменить ручной ворот машиной? В таком  труде  есть

что-то устаревшее, что-то от прежней России...

     Вот из воды показалось крыло невода. Люди  оставили  ворот  и  начали

тянуть невод руками, аккуратно складывая его в лодке.

     - Двойка! - крикнула Наталья. Это среди поплавков появились  из  воды

два связанных вместе - середина невода.

     На другой лодке заметно заторопились.  Но  вот  и  у  них  показалась

двойка. Обе лодки снялись с якорей и пошли на  сближение.  Они  сошлись  у

небольшой отмели. Здесь был чистый песчаный берег и просвечивало такое  же

чистое дно без камней и травы.  Лодки  встали  рядом,  и  люди  продолжали

выбирать невод.

     - Айда! - крикнула Наталья, и первая прыгнула за борт. Вода  доходила

до края ее резиновых сапог, но женщина продолжала спокойно  работать.  Она

ловко перебирала руками невод, подтягивая к берегу мотню.

     Вошли в воду и другие рыбаки.

     Вытащенная широкая мотня с рыбой колыхалась, переливалась  на  солнце

всеми оттенками и словно дышала.  Улов  вывалили  в  третью  лодку.  Среди

живого месива мелочи ворочались широкие плоские  лещи,  темные  узкомордые

щуки, словно алюминиевые  судаки.  Мелькнул  жирный  желтый  линь.  Рыбины

выпрыгивали из общей массы и, сверкнув  на  солнце,  беспомощно  плюхались

назад.

     Семенов  рассматривал  улов,  и  вдруг  ему  показалось,  что   среди

множества плотвы, ершей, окуньков и густерок он видит сеголетков судака.

     - Куда же всю эту мелочь? - спросил он.

     Наталья сидела на корме. Сняв платок, она поправляла свои темно-русые

волосы.

     - А в зверосовхоз! - небрежно процедила и вынула изо  рта  шпильку. -

Лисиц кормить.

     - Вы ловите для... зверосовхоза?

     - А как же! Только ими, сердечными, и держимся, зверушками. Мерной-то

рыбы много ли? Разве ею план выполнишь!..

     Семенов  слышал,  что  бригада  Натальи  Супрун   из   года   в   год

перевыполняет  план  рыбосдачи.  И,  сдерживая  волнение   от   неожиданно

пришедшей догадки, он спросил:

     - А вы знаете инструкцию о том, что малька  судака  и  других  ценных

пород нельзя вылавливать?

     - Как же! Читали, - кротко ответила Наталья.

     - Куда же вы деваете их?

     Наталья медленно обвела взглядом кишащую  у  ее  ног  рыбу,  повязала

платком голову, нагнулась, выбрала несколько рыбешек и бросила их в воду.

     - А назад кидаем, - так же кротко  сказала  она. -  По  инструкции, -

озорно сверкнула на Семенова глазами и пошла прочь.

     Владимир Александрович посмотрел  на  воду.  На  поверхности,  брюхом

кверху,  плыли  безжизненные  судачки,  величиной  с   папиросу.   Семенов

почувствовал, как у него пересыхает в горле.

                                   * * *

      Прошло три дня. Семенов ходил по лесу, собирал  первые  боровики,  по

вечерам дотемна ловил подъемкой  живцов,  а  на  утренней  заре  распускал

кружки, но, что бы он  ни  делал,  его  всюду  преследовало  воспоминание:

солнечный день, берег в буйной живой зелени, а на поверхности воды  белеют

неподвижные бездыханные рыбешки...

     Семенов сидел в лодке, смотрел на  мерно  покачивающийся  на  течении

кружок, а неотступные мысли не давали покоя.

     Может быть, это только показалось,  может  быть,  то  были  вовсе  не

судачки? А если не показалось?  Сколько  ежедневно  тоней  делает  бригада

Натальи Супрун? И не  только  ее  бригада.  Значит,  сколько  килограммов,

сколько тонн сеголетков леща, судака, щуки  получают  ежедневно  лисицы  и

норки, которым совершенно безразлично, что поедать: ершей  или  судака.  А

наши водоемы год от году беднеют, и вот уже  надо  ездить  на  рыбалку  за

много километров, а когда-то, говорят, щука ловилась возле самого  города.

И в магазинах теперь так редко можно увидеть свежего судака. Еще  бы!  Он,

бедняга, не имеет возможности  вырасти,  его  в  младенчестве  вычерпывают

неводами такие Натальи Супрун.

     Солнце  вынырнуло  из-за  облака,  и  вдруг  все  вокруг  засверкало,

заискрилось, заиграло. Семенов набрал полные  легкие  воздуха  и  с  шумом

выдохнул. Почувствовал живительную свежесть во всем теле, прилив  каких-то

новых сил.

     Наталья сказала, что сеголетков ценных пород они выбрасывают обратно.

Ерунда! Разве можно среди десятков и сотен килограммов  рыбы  выбрать  всю

эту мелюзгу? Да если и выбрать, куда годятся крошечные судачки -  помятые,

лишенные жизни? Интересно, понимает ли сама Наталья, что  она  обкрадывает

свой завтрашний день? Конечно, понимает. Вспомнить только  ее  взгляд,  ее

усмешку, с какой она бросила в воду рыбешек. Ей  просто  нет  дела  ни  до

чего, ей важно выполнить план, может быть, получить премию.

     Семенов в волненье повернулся и увидел: два белых  кружка  плыли  уже

довольно далеко, уносимые невидимым хищником.

     Владимир Александрович схватился за весла, догнал кружки. Поздно!  На

одном тройник был пуст. На другом болталась изжеванная плотичка.

     К вечеру небо стало затягивать тучами. Семенов из своего окна  видел,

как рыбаки сняли невод, что сушился на вешалах, как подошел  катерок,  как

люди грузили снасть, как  Наталья  что-то  горячо  доказывала,  размахивая

руками. Потом катерок деловито  зафыркал  и  скрылся  вместе  с  людьми  и

лодками из виду.

     «Поехали в Иваньковский залив», - подумал Семенов и  взял  книгу.  Но

ему не читалось. Он прошел на берег. С запада бил холодный  ветер,  солнце

ушло в кроваво-сизые тучи. Тучи надвигались с угрожающей быстротой, а  под

ними совсем низко над водой висела белая «борода».

     Решение  возникло  как-то  само  собой.  Семенов  вдруг  заторопился.

Побежал домой, там захватил бадейку, теплую куртку, весла. Когда садился в

лодку, бьющуюся о пристань под порывами ветра, сумерки  уже  сгустились  и

откуда-то из-за леса зарокотал гром.  Владимир  Александрович  всем  телом

налег на весла, лодка вошла в канал.  Здесь  было  тише.  Чувствуя  прилив

прежней молодой энергии, Семенов вдыхал сырую  прохладу  ночи,  подставляя

ветру разгоряченное лицо. Несколько капель дождя упало  ему  на  лоб.  Это

тоже было чудесно!..

     Прошло минут двадцать-тридцать. Из канала  лодка  свернула  в  залив.

Здесь приходилось преодолевать  сопротивление  волны.  Темная  масса  воды

сливалась  вдали  с  таким  же  темным  небом.  Вдруг  небо   с   грохотом

раскололось, ослепительно фиолетовая молния  осветила  тучи  и  водоем.  И

сразу, как горох, посыпался крупный дождь.

     Семенов знал место, где обычно  притоняются  рыбаки.  Он  греб  туда.

Теперь молнии то и дело освещали все вокруг, и вскоре  он  заметил  черные

силуэты лодок.

     Дождь лил  беспрерывно.  Волны  вздымались,  как  на  море.  Владимир

Александрович испытывал  какое-то  мальчишеское  наслаждение,  преодолевая

сопротивление воды под веслами и порывы ветра.  Вот  уже  можно  различить

фонари в руках у людей.

     Рыбаки успели сделать одну тоню, когда  налетела  гроза.  Теперь  они

пережидали ее, кто в лодках, укрывшись брезентовыми плащами, кто на берегу

под деревьями.

     - А-а,  старый  знакомый! -  не  очень  дружелюбно  бросила  Наталья,

осветив фонарем лодку. - И что это вам в такую непогодь дома не сидится?

     Лица ее не было видно, но в голосе отчетливо слышалась досада.

     - А я к вам, товарищ Супрун, с просьбой. Не одолжите ли живца?

     - Нашел время! - проворчал кто-то невидимый в темноте.

     Наталья молчала.

     - Мне немного. Хоть штучек двадцать.

     Он протянул бадейку.

     - Да хоть и сорок - не  жалко.  Только  некогда  с  вами  возиться, -

неохотно сказала Наталья. - Идите, берите сами, что ли...

     Семенов осветил карманным фонариком кучу рыбы.  Она  переливалась  то

серебром, то перламутром. Красноперые  окуни  вздрагивали,  били  хвостом,

пытались выпрыгнуть из лодки. Другие жадно  хватали  жабрами  воздух.  Вот

нежная плотва, она уже уснула. А это что? Маленькая неподвижная рыбка была

похожа и на густерку и на сеголетка  леща.  Семенов  лихорадочно  принялся

отбирать...

     Когда он  отъезжал,  молния  резким  зигзагом  метнулась  в  сторону,

осветив воду, лес, рыбацкие лодки... Наталья стояла на носу в накинутом на

плечи плаще, на голове  ее  был  какой-то  треух.  Она  задумалась,  глядя

вперед, и не ответила на прощанье.

     Дома Семенов  торопливо  зажег  лампу  и  поднес  рыбу  к  свету.  Он

всматривался, боясь ошибки. Сабанеев! Да, только  Сабанеев  может  помочь.

Владимир Александрович схватил с полки толстую книгу - «рыбацкую  библию»,

как ее называли рыболовы, и  лихорадочно  начал  листать.  Нашел  описание

леща, а вот густерка. Тут же рисунки. Он впился в строчки.

     «Густерка отличается от леща меньшим  числом  лучей  в  спинном  (три

простых  и   восемь   ветвистых)   и   заднепроходном   (три   простых   и

двадцать-двадцать четыре ветвистых) плавниках».

     Семенов достал лупу и начал считать.

     Сомнений больше нет! Плоские широкие рыбешки - это сеголетки леща.

     А что это? Конечно, так и есть! Тут уже не нужен Сабанеев. Ни  с  чем

нельзя спутать тонкие, словно выточенные  формы  и  окраску,  напоминающую

цвет алюминия. Это маленькие судачки.

     И странно! Все волнение, все напряжение, в  каком  Семенов  находился

последние часы, вдруг прошло. Четкими, точными  движениями  он  отобрал  и

уложил в коробку из-под папирос сеголетков, выпил стакан очень крепкого  и

очень горячего чая, какой любил пить всю жизнь, лег  в  постель  и  быстро

уснул.

     Утром тщательно выбритый,  подтянутый,  спокойный,  он  уже  ехал  на

теплоходе в город.

     В коридорах Министерства рыбной  промышленности  бродили  приехавшие,

очевидно, с юга загорелые люди, из комнат доносился треск пишущих машинок.

На стенах висели диаграммы и портреты  передовиков.  Среди  них -  Наталья

Супрун с напряженным  взглядом.  Видно,  неловко  чувствовала  себя  перед

объективом.  Подпись -  лучший  бригадир.   Семенов   горько   усмехнулся.

Бригадир, перевыполняющий сегодня план за счет завтрашнего дня!..

     Владимир Александрович с  трудом  записался  на  прием  к  министру -

секретарша уверяла, что и так уже слишком много народу - и  с  решительным

видом уселся в кресло возле двери в кабинет.

     Ждать,  действительно,  пришлось  долго.  Только  к  концу  дня   его

пригласили войти.

     Семенов по-военному вытянулся перед человеком, сидящим за  массивным,

украшенным бронзой столом.

     - Я вас слушаю, - устало сказал министр и предложил кресло.

     Владимир Александрович молча вынул коробку с сеголетками и положил на

министерский стол.

     - Что это?

     Министр с недоумением посмотрел на маленьких дохлых рыбешек.

     - Это судаки, а вот лещи.

     - Простите, не понимаю...

     - Я тоже не понимаю, - Семенов вздохнул и начал рассказывать  все  по

порядку.

                                   * * *

      Теплоход прогудел в последний раз и отвалил от  пристани.  На  берегу

осталась Шура, она махала Владимиру Александровичу рукой. Утро было  такое

же, как и в тот день, когда он ехал в деревню впервые. Такое же солнце,  и

зелень, и купающиеся мальчишки. И в то же время было что-то совсем  новое.

Может быть, потому, что сегодня воскресенье? Немного больше народа, больше

шума и смеха...

     - На тебя хорошо действует деревня, - сказала на прощанье Шура.

     Семенов стоял на корме, смотрел на удаляющийся  берег,  на  Шуру,  на

бурно выбегающие из-под винта волны.

     И мысли так же быстро и весело то собирались, то снова убегали. Вчера

в Министерстве был подписан новый приказ  о  запрещении  вылавливать  рыбу

сетями с мелкой ячеей. А в отделе рыбоводства и охраны рыбы ему, Семенову,

предложили быть  общественным  инспектором  рыбнадзора.  Он  ответил,  что

подумает, посоветуется дома. А Шура сказала:

     - Это дело как раз по тебе, ты же теперь пенсионер.

     И впервые это слово не укололо его.

     Он ехал в Загорянку словно к себе домой и думал о Наталье  Супрун,  о

рыбаках... В голове его теснились планы о том, как  облегчить  их  тяжелый

труд... Поставить ли трактор на берегу,  где  обычно  рыбаки  притоняются?

Пусть трактор крутит ворот и тянет невод. Или  хлопотать:  пусть  даже  на

реках  и  озерах  рыболовецкие  бригады  получат  катера  с  многосильными

моторами, чтобы с их помощью можно было вынимать невод, как у  рыбаков  на

море?

     Владимир Александрович тихо насвистывал. Он всегда насвистывал, когда

еще в армии ему приходилось решать трудные, но важные тактические задачи.

 

Источник: «РЫБОЛОВ-СПОРТСМЕН» - Рассказы, статьи и очерки о спортивной рыбной ловле, книга шестая, ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО «ФИЗКУЛЬТУРА и СПОРТ», МОСКВА-1956

Комментировать
Комментировать
Надоела реклама?
Поддержите DIRTY — активируйте Ваш золотой аккаунт!