Слово "рыба" в Украине давно должно было войти в словари синонимов в одну статью вместе со словом "коррупция". Но из-за непрерывного роста цен на водную живность оно вскоре может ассоциироваться еще и с понятием "роскошь". Виктор ДРОНИК, глава Госагентства рыбного хозяйства, утверждает, что знает, как остановить эту лингвистическую тенденцию.
Когда я беседовал с бывшим офицером-пограничником, занимающим пост "главного по рыбе" с сентября 2010 г., большой аквариум в его кабинете был символически и угнетающе пуст. Виктор Сергеевич уверял, что это ненадолго — как общее положение с рыбой в стране, где в 2010 г. было выловлено и добыто на 14,9% водных живых ресурсов меньше по сравнению с 2009-м (218,7 тыс. т).
Но начали мы разговор с головной боли и надежды всех госуправленцев — административной реформы. Именно под командованием Виктора Дроника Госкомрыбхоз превращается в Государственное агентство рыбного хозяйства — и превращение это значит намного больше, чем банальное переименование.
— Почему реформирование госагентства идет так медленно? Еще в декабре прошлого года появился соответствующий указ президента о необходимости этого шага (№ 1085 от 9.12.2010 г. "Об оптимизации системы центральных органов исполнительной власти". — Авт.), но лишь в мае вступил в силу указ, который определил границы вашей деятельности (№484/2011 от 16.04.2011 г. "О Государственном агентстве рыбного хозяйства Украины").
— Ввиду того, что много функций дублировалось разными органами власти, нужно было в результате реформы развести их. На самом деле все это время шла кропотливая работа по согласованию спорных моментов между разными министерствами и ведомствами — и даже определенная борьба за сферы влияния.
— Вы в числе победителей или проигравших на административном ринге?
— До реформы у нас было около 45 функций, а после стало больше 80. Мы расширили сферу деятельности, при этом сократив аппарат на 30%.
— Но ведь это, скорее всего, не такая уж большая экономия — вы наверняка говорите лишь о центральном аппарате.
— Формально у нас раньше не было территориальных органов — рыбоохрана считалась отдельными госучреждениями. Сегодня, на втором этапе реформы, они получат статус наших территориальных органов, а многие работники — статус госслужащих (в основном это касается инспекторского состава).
Что до численности территориальных подразделений, то на местах мы также проведем сокращение на 30%.
— Каких функций в результате перераспределения вы лишились?
— Убрали те, что касались выписывания некоторых разрешений. Все, что вело к разрастанию бюрократии, постарались упростить. Сократили даже число платных административных услуг: было около 18, осталось 6.
— В указе очень туманно говорится о функции по обеспечению работы рыбных портов. Сохранили ли вы контроль за ними?
— Не только сохранили, но и расширяем! Раньше мы практически не контролировали импорт рыбы. А сейчас в положениях указа увидели для себя возможность осуществлять такой надзор.
Например, зачем завозить из-за рубежа толстолобика, которого и у нас разводят? Это ведь убивает отечественного производителя. Будем следить за такими вещами. Но контроль качества, конечно, оставим ветеринарной и фитосанитарной службе.
— Есть ли шансы вернуть статус рыбного Ильичевскому морскому порту, который превращается на деле в грузовой?
— Это очень странная история. Порт фактически был приватизирован до 2004 г., хотя гидротехнические сооружения (причальные стенки) не подлежат приватизации и поэтому находятся в госсобственности. Но начальник порта — субъект хоздеятельности, который нам неподконтролен.
— Контейнерные терминалы будут мешать рыбному трафику?
— Наша позиция: рыбные порты должны оставаться именно рыбными. Мы разрабатываем сейчас соответствующую программу и надеемся вдохнуть в них новую жизнь. Первым будем развивать Севастопольский.
— Будет ли восстановлен в этой связи почти заброшенный Мариупольский?
— Конечно! Мы долго судились за этот объект. Арендатор не выполнял условий договора, предусматривавших развитие инфраструктуры. Порт деградировал, и в судебном порядке мы договор расторгли. Сейчас идет процесс возврата имущества.
— Спорным вопросом было наличие в стране двух морских администраций — "рыбной" и "транспортной". Дублирование сохраняется и после реформы, но оправданно ли оно?
— Это важно и оправданно с точки зрения безопасности плавания. Одно дело водить грузовое судно строго по фарватеру или рекомендованному пути, и совсем другое — работать с рыболовецким флотом, выполняющим сложнейшие маневры.
Приплыли
— Рыболовецкий флот Украины — очень грустное словосочетание. Каков он сегодня в цифрах?
— В реестре числится до 300 судов, но на ходу лишь до 140. В Азово-Черноморском бассейне в море находится 50—60 судов. Все они, конечно, очень старые — 25—30 лет и более.
Рыболовецкий флот, безусловно, нужно обновлять — иначе мы потерям свои позиции. Сейчас ситуация критическая, а завтра обветшавшие суда будут останавливаться десятками. Стране нужно строить хотя бы 2—3 судна в год для Азово-Черноморского бассейна, и по меньшей мере одно раз в два года океанического класса. Эту программу "реанимации" мы будем упорно отстаивать.
— Вашу позицию в деле восстановления отечественного рыболовецкого флота часто связывают с интересами российского капитала...
— Только потому, что именно россияне готовы инвестировать в эту программу. Ведь в среднем судно для Азово-Черноморского бассейна будет стоить около 3 млн. долл. Из госбюджета такие деньги нам вряд ли дадут в полном объеме, поэтому мы поддерживаем идею государственно-частного партнерства.
Правда, россияне хотят строить суда в Норвегии. Мы категорически за то, чтобы поддерживать наших судостроителей: хотя бы корпуса производить в Украине. Чем важен для страны рыбохозяйственный комплекс: он тянет за собой судостроение, тяжелое машиностроение, металлургию, переработку и т. д. Развивая этот комплекс, мы развиваем смежные секторы экономики.
— Как бы ни было плачевно положение всего флота, историю океанических рыболовецких судов Украины иначе как трагедией не назовешь.
— Да, океанический флот на заре независимости составлял около 240 судов и баз. Ныне в госсобственности осталось лишь 5 судов. Одно из них стоит, четыре работают. Но не на державу. Они в кабале, в залоге. Работают лишь на то, чтобы погашать проценты по когда-то взятому кредиту. Даже не тело кредита, а лишь проценты по нему! При этом вмешиваться в деятельность и контролировать работу эксплуатирующей компании мы не можем. Это возмутительно и оскорбительно.
— История о том, как Украина теряет последние крохи океанического рыболовецкого флота, вроде бы наконец-то заинтересовала прокуратуру.
— Это мы инициировали процесс! Когда я пришел на это место десять месяцев назад, то после акта КРУ написал в СБУ и прокуратуру не одно письмо. Мы верим, что хотя бы эти суда можно вернуть государству.
У нас есть план. Одно судно нужно продать и выцарапать из залога остальные четыре. Или получить новый кредит для выкупа всех пяти — для этого нужно более 10 млн. долл.
Создана рабочая группа (увы, не первая), которая должна принять хоть какое-то решение. Тянуть дальше нельзя — иначе мы просто вынуждены будем уйти из океана. И вернуться туда не сможем — наше место немедленно займут другие.
У нас перед международными организациями, которые распределяют квоты на вылов в океане, было долгов по членским взносам до 3 млн. грн. Мне говорили: "Да зачем платить, давайте выйдем". Но мы погасили все долги — наше присутствие в Мировом океане очень важно, это принципиальный вопрос и экономики, и геополитики.
— Сейчас на фоне перевылова, истощения глобальных рыбных ресурсов в мире идут настоящие войны за квоты. Украина могла бы в перспективе отвоевать себе что-то большее, если бы получила новый флот?
— Думаю, да. Хотя это сложный вопрос. Возьмем, Россию, она работает в этой сфере через торговлю оружием. Где они продают вооружение, туда приходят и рыбаки. Берут, к примеру, у Намибии за автоматы не деньгами, а водным живым ресурсом. Это такой старый союзный принцип: главное — вклиниться.
— Как Украина сегодня распоряжается своими "океанскими" квотами?
— У нас они незначительны. Мы в этом году одну квоту по крилю даже не осваиваем (поскольку его много, он дешев и идет на кормовые добавки, продать эту квоту практически невозможно). Вторую по креветке переуступили полякам.
— Переуступили — это сколько в долларах?
— Мы не продавали эту квоту, да она и небольшая — около 150 т, два дня работы для судна. Договорились, что за нее нам "заплатят" выполнением научного анализа, мониторингом количества водных живых ресурсов в определенных зонах океана. Тогда мы будем знать, где что можно ловить.
— В этом году наша страна пыталась договориться с Россией об увеличении своей доли добычи в Азово-Черноморском бассейне. Вы смогли что-то отвоевать у столь неудобного партнера?
— Да, по некоторым позициям увеличили свой лимит на 5—10%. Правда, пришлось и нам пойти на определенные технические уступки.
— Какая доля украинской рыбы находится в тени?
— Думаю, третья часть точно.
— Европейская комиссия намерена запретить выброс рыбы в море — практику, к которой часто прибегают рыболовецкие суда в тех случаях, когда они превышают квоты на вылов. Наличие этой проблемы говорит о том, что рыбу там проще выбросить, чем быть уличенным в нарушении правил. Почему у нас система контроля настолько слаба, что мы "не замечаем" около 30% улова?
— За всем уследить нельзя. Украинские суда, например, прямо в море перегружают выловленную рыбу на турецкие. Или на быстроходные катера, которые скрываются в плавнях.
Есть проблема материально-технического обеспечения, но есть и человеческий фактор — нужно очищать ряды.
— Когда в госагенстве появится давно анонсированный аналог управления внутренней безопасности? Ведь для обывателя слова "рыбинспектор" и "браконьерство" — безусловные синонимы.
— Мы готовы к введению этой структуры, но пока не можем ничего создать по формальным, техническим причинам. Тем не менее есть люди, которые занимаются "чисткой". Мы уже уволили из органов рыбоохраны более 30 человек — по фактам выявленных нарушений.
Я говорю на всех совещаниях: необходимо менять отношение населения к сотрудникам рыбоохраны. Ведь какая бы структура ни занималась контролем водных живых ресурсов, рыба ее морально разъедала.
Это больной вопрос. Почему экологическая инспекция хочет контролировать рыбу? У них что, мало работы? Они ликвидировали все стихийные свалки или трубы в стране перестали дымить? Интерес здесь, увы, очевиден.
— Проблема ведь не в магическом влиянии рыбы на мораль, а в системном кризисе. И не в том, что в Украине существует рыбное браконьерство, а в том, что оно отлично организовано — и очень часто именно работниками рыбоохраны.
— Чтобы искоренить эту систему, в новом законе "О рыбном хозяйстве, промышленном рыболовстве и охране водных биоресурсов", который недавно подписал президент, есть норма, которая сделает браконьерство невыгодным экономически. Происхождение выловленной рыбы будет контролироваться.
— В указе за вами уже была закреплена такая контролирующая функция.
— А механизм этого контроля был не определен! Закон дает нам такой механизм. Теперь если продавец не сможет доказать легальное происхождение рыбы, он лишится права ее продавать.
— На кого возложите подобный "рыночный" контроль? Создадите особое подразделение?
— Это будет не совсем "рыночный контроль". Мы не станем глубоко лезть в розницу — это хлопотно и малоэффективно. Создадим систему специализированных оптовых рынков — чтобы всю рыбу реализовывать через них.
— Звучит масштабно — значит, на образование такой структуры уйдет не один месяц?
— Чтобы выстроить ее, понадобится минимум года два. Мы вот думали реформу сделать за два месяца, но пока не закончили.
— Система общественных инспекторов, общественный совет, недавно появившийся в госагенстве, — это формальное выполнение предписаний свыше по налаживаю контактов с общественностью или реальный поворот лицом к любителям-рыболовам и экологам, которого те ждали так долго?
— Чем занимаются наши общественные организации? Критикуют центральные органы власти или органы на местах. А я хочу заставить их трудится! Более того, даже переложу на них несколько наших функций! Мы же сократили часть аппарата — кто работать будет? Вот пусть неравнодушные общественники и действуют, если изменения в этой сфере им так важны.
Мне в этой связи очень нравится Ассоциация рыболовов — постоянно меня тормошит. Общество рыболовов стало с нею в этом конкурировать — что тоже хорошо. Если у людей со стороны есть дельные идеи — я готов воплощать их в жизнь. Госаппарат не может быть закрыт, он тогда деградирует!
— Пока что главная проблема взаимодействия ответственных рыбаков-любителей с рыбоохраной в том, что вызвать инспектора в кризисной ситуации порой невозможно. Даже "горячая линия" агентства работает лишь с 10.00 до 13.00. Может, следует ввести систему контроля входных звонков в органы рыбоохраны с обязательной отчетностью по реагированию на каждый сигнал — как это делается в милиции?
— Все упирается в финансирование. Но развивать контакты с общественностью мы будем. Сейчас, например, начали разрабатывать новый сайт со страницами всех территориальных органов, а потом и "горячую линию" откроем...
— Вам в этом году выделяют 220 млн. грн.
— Свыше половины названной суммы — заработная плата сотрудников. 30% идет на обеспечение ведомственных учебных заведений. И лишь процентов 10 мы можем направлять на капитальные нужды. А чтобы агентство функционировало полноценно, нам нужно порядка 0,5 млрд. грн. в год. Но это не проедание — экономическая отдача будет в пять раз больше.
— Как же вы собираетесь больше эксплуатировать и так истощенные водоемы?
— Только внутренние водоемы могут давать в два раза больше — и сделать это можно за год!
Мы сейчас кардинально меняем политику к добыче водного живого ресурса и товарному производству. Хотим уменьшить нагрузку на водоемы — и промысловики, и любители истощают рыбные ресурсы. Нужно увеличивать товарное производство, которое составляет лишь около 20 тыс. т в год. За 3—4 года намерены довести эту цифру до 100 тыс. т.
— Будете говорить о системе льгот? Каждая отрасль пытается выбивать для себя комфортные условия, оставляя другим заботу о наполнении бюджета.
— Мы хотим изменить систему управления отраслью, упростить ее. Будем промысловикам выдавать лицензию не на год, как сегодня, а на пять лет. Это даст людям возможность нормально работать с банками, позволит снизить коррупционную составляющую бизнеса и планировать долгосрочную хозяйственную деятельность.
Тот, кто занимается товарным производством, должен платить аренду за землю под прудом, за использование воды, за гидротехнические сооружения. А ведь еще нужны корма, малек, ветеринария и т. д. Отсюда высокая себестоимость рыбы и низкая рентабельность. А в законе прописано, что платить нужно сразу за аренду всего рыбохозяйственного комплекса — и мы будем регулировать этот вопрос, а не местные органы власти по собственному произволу, играя коэффициентами.
— Возможен ли в Украине полный запрет промысла на внутренних водоемах, как это практикуется во многих странах? Многие государства уже поняли, что рыбный туризм для любителей может приносить в казну значительно больше, чем промышленный лов.
— Может быть, и мы придем к этому. Но прежде чем что-то запрещать, нужно что-то компенсирующее ввести взамен. Запретим промысел, скажем, дунайской селедки, леща — и либо не увидим их на своем столе, либо эту нишу займет импорт. Ведь данную рыбу невыгодно растить в товарном производстве.
— Но можно хотя бы запретить промысел на немногих оставшихся незарегулированных реках, особенно ценных с точки зрения биоразнообразия.
— Если наука скажет свое веское слово — запретим.
— Финансировать науку, заказывая соответствующие исследования состояния водных ресурсов — это ваша обязанность, не правда ли?
— Верно. Но мы не можем за все платить. Если любителей интересуют определенные вопросы — они ведь тоже должны их каким-то образом финансировать. Нужно продумать и такой механизм, например вводя платные зоны для рыболовов-любителей.
— О необходимости разработки четко прописанных правил любительского и спортивного рыболовства говорят долгие годы.
— Мы в марте должны были начать эту работу. Но пошла реформа... Сегодня для нас главное, после того как мы провели через Верховную Раду закон "О рыбном хозяйстве", работа с другим важнейшим законопроектом — "Об аквакультуре", который будет регулировать товарное производство. И параллельно нужно дорабатывать упомянутые правила — их, скорее всего, проведем постановлением.
— Будет в них что-то революционное для массового рыбака?
— Жду предложений! Пусть любители приходят со своими наработками — ведь по этим правилам им жить.
— Многие руководители любят, когда разговор с ними заканчивают вопросами о планах — это позволяет рассуждать о радужных перспективах. Позвольте спросить вас о прямо противоположном. Вы почти год на посту — рыбы в стране стало больше?
— С начала 2011 г. по сравнению с аналогичным периодом прошлого года мы увеличили вылов на 15% в Азово-Черноморском бассейне. По внутренним водоемам идем пока на уровне прошлого года (но к концу нынешнего года покажем рост процентов на 10%). По товарному производству рост будет минимум 20%.
Если в 2010-м на воспроизводство потратили 3,6 млн. грн., то в этом — 6,6 млн. грн. И на селекцию выделили в три раза больше — 10,5 млн. грн.
Даже скандал, который мы подняли по поводу мартовской гибели рыбы на Кременчугском водохранилище, спровоцированной энергетиками, дал плоды — в этом году больше вопросов по нересту не было. В Кабмине не дали энергетикам добро на увеличение производства электроэнергии в период нереста. И рыба нормально отметала икру, птица отсидела в гнездах, не было перепадов воды. Спасибо водникам, что нас наконец услышали.
Но все это лишь малая часть того, что можно сделать. Я знаю, что мы способны на настоящий прорыв.
Обсуждение здесь и на форуме
