Однажды, шастая по Интернету, я обнаружил 3 выпуска рыболовного альманаха «Рыболов-спортсмен», который печался в Советском Союзе. Хотя рыболовная индустрия сейчас развивается семимильными шагами и большинство снастей и способов ловли, указанных в книгах, ныне устарели или запрещены, читать статьи, рассказа, очерки было очень интересно - хотя бы в плане истории. Но при этом оказалось, что из них можно почерпнуть и немало полезного - как в плане изучения повадок рыб, так и в плане чисто человеческих качеств. Поэтому мне захотелось поделится и с Вами, друзья, рассказами о рыбалке, написанными более полувека назад. Хочу сразу предупредить: все рассказы написаны не мной и я ни в коей мере не приписываю себе их авторство, точно так же, как и не пытаюсь использовать их в личных целях. Просто они очень интересны...
Четыре истории. Четыре разных рассказа, в героях которых даже спустя 50 лет можно узнать себя или своих друзей и знакомых. Раненый партизан, который, пользуясь смекалкой и знаниями способов ловли, с помощью подручных средств решает проблему с питанием для выздоравливающих солдат. Инвалид, который прекрасно знаком с повадками и местами обитания рыб. Невезучий рыболов, постоянно попадающий в различные смешные ситуации. Полковник в отставке, которому небезразлична дальнейшая судьба подводных обитателей. Казалось бы, совершенно разные люди, но всех их объединяют любовь к рыбалке и родной природе, чему они учат и нас. Наслаждайтесь, друзья!
P.S. Ещё раз акцентирую: ловля бреднем, вентерем, перемётом, нынче являются браконьерскими. Посему, читая даные рассказы, примите к сведению то, что «Правила любительского рыболовства» со временем меняются, как и сам процесс рыбалки в общем.
Adios!
Дм. Успенский
ПАРТИЗАН-РЫБОЛОВ
Шла вторая зима Великой Отечественной войны.
У одного из белорусских лесных озер приютились землянки небольшого партизанского отряда.
На нарах, устланных пахучими сосновыми ветвями, лежали два человека.
Один из них - местный уроженец, пятидесятилетний Мирон Иванович
Бойко, спал.
Другой был Андрей Громов, поправляющийся от ранений. Он лежал с
открытыми глазами и глядел на накат потолка, машинально пересчитывая
сосновые жерди с их бурой корой, светлыми следами обрубленных сучьев и
каплями янтарной смолы.
Дверь отворилась, и в землянку, вместе с ворвавшимся морозным
воздухом и облаком пара, вошла Таня, девушка лет восемнадцати. Она внесла
вязанку сучьев и опустила ее у небольшой печурки.
Увидев, что Андрей не спит, Таня сказала:
- Что-то Семенчук с Ярошеней задерживаются... Крупы и сахару почти не
осталось...
Действительно, с питанием дело обстояло тяжело. Все партизаны и
начальник отряда уже много дней как ушли далеко от своего лесного
пристанища на подготовку крушения фашистского поезда, а Семенчука и
Ярошеню послали за продовольствием для оставшихся на базе раненых партизан
и медсестры. Однако посланные до сих пор не возвращались...
Разогрев ужин - ложки по три ничем не сдобренной ячневой каши и по
кружке кипятка, Таня накормила раненых.
Поужинав, Мирон Иванович снова заснул.
- Поправляется, - подумал Андрей. - Теперь бы ему питание получше...
А Семенчук с Ярошеней как на зло не идут. Может, и в самом деле с ними
что-нибудь стряслось... Вот ведь положение... И озеро рядом, и рыба там
есть, а как ее взять?
Он ясно представил себе оставшиеся в Москве рыболовные снасти,
досадуя, что нет у него сейчас хотя бы пары блесен и моточка лески.
Огонек коптилки, освещавший землянку, замигал, - нагорел фитилек.
Вернулась Таня. Она заправила коптилку, прислушалась к дыханию
спящего Мирона Ивановича и заботливо покрыла его полушубком.
- А ты почему не спишь? - спросила она, увидев, что Андрей лежит с
раскрытыми глазами, и положила ладонь ему на лоб.
- Скажи, Танюша, есть у тебя иголки?
- Иголки?! Зачем тебе?
- Да ты отвечай. Есть?
- Найдутся.
- Так. А помнишь, у нас был кусок освинцованного провода?
- Помню. Еще сегодня под нарами видела.
- Хорошо. У Семенчука имеются напильник и шило. Поищи, пожалуйста, в
его вещах. Потом вот еще что: лямки от немецкого парашюта у нас были, -
помнишь? После того фрица, которого мы осенью ссадили. Темно-зеленые
такие, капроновые. И их найди.
- Зачем? Что это ты затеял, Андрей?
- Будем с тобой рыбу ловить!
- Рыбу?!
- Да, только без тебя я ничего не смогу, а вдвоем мы это дело осилим.
- Да какая же ловля зимой? Летом, я понимаю, а зимой...
- Танюша, милая, ты только помоги мне, а рыбы мы достанем.
В ответ Таня только недоверчиво покачала головой.
Андрей стал обдумывать, как лучше сделать блесны. Ведь настоящих
крючков нет, их должны заменить иголки без жала. А главное - как закрепить
иголку в свинцовой пластинке, чтобы крючок не вертелся?..
Долго не смыкал глаз Андрей...
Утром Таня помогла больным умыться, дала им завтрак и, заметив
вопросительный взгляд Андрея, утвердительно кивнула, - сейчас принесу, - и
вышла.
Андрей спустил с нар ноги, посидел некоторое время, затем, опираясь
на сосновый сук, пытался встать, но, морщась от боли, тотчас же сел
обратно.
- Не выходит? - сочувственно спросил Мирон Иванович.
- Замозжило...
- Плохо, брат... Голодновато становится... Нас-то Таня кормит, а ела
ли сама - вопрос...
Он замолк: в землянку вошла Таня.
- Танечка, - сказал Андрей, раскладывая на коленях здоровой правой
рукой принесенные ею вещи, - не найдешь ли тоненькой стальной проволочки,
такой, чтоб сквозь ушко иголки прошла. Хоть маленький кусочек...
- Что это вы затеваете? - удивился Мирон Иванович.
- Ничего особенного, - ответил Андрей. - Мы с Таней решили вас свежей
рыбкой угостить. Вот наладим удочки, пойдем на озеро.
- Рыбы тут пропасть, да как взять ее зимой - вот задача. Летом-то и я
бы вас ухой накормил...
Таня ушла искать проволочку, а Андрей принялся объяснять Мирону
Ивановичу способ зимней ловли на блесну.
- Та-а-ак, значит, - покачивая головой, говорил Бойко, - все дело тут
на обмане построено. Вот, мол, тебе рыбка, малек!.. А оно - не малек
вовсе, а кусок свинца или жестянка. Занятно... Нет, для нас это дело
непривычное. То ли дело сеточкой, неводком или вентерями ловить... Это
вернее.
- Попытка - не пытка, Мирон Иванович. Попробуем.
Таня принесла моток стальной проволочки, найденной в сумке
хозяйственного Семенчука. Андрей взял одну из иголок и примерил к ее ушку
проволочку - подошла.
Принялись за дело. По указаниям Андрея Таня сняла с провода свинцовую
оболочку, из которой затем было вырезано несколько продолговатых
пластинок. Над зажженной лучиной «отпустили» закалку иголок, потом их
загнули и вновь закалили. Пропустив стержень иголки через два отверстия в
свинцовой пластинке, Андрей плотно обогнул ушко иголки - с продетым в него
кусочком проволочки - верхней кромкой пластинки. Крючок держался крепко.
С капроновой парашютной лямки Таня срезала продольный край и ловко
вытянула длинную нитку для лески. Затем она сходила за сосновыми ветками
для удилищ, и к концу дня были готовы две удочки, да на запас шесть блесен
и несколько метров лески.
На крючки Андрей привязал красные шерстинки, вытянутые из варежек
Мирона Ивановича. Приготовления к рыбной ловле были закончены. Выйти на
озеро решили следующим утром.
На рассвете Андрей, поддерживаемый Таней, вышел из землянки. Он
опирался на захваченный с собою железный ломик, которым пользовались
партизаны, доставая воду из озера.
Свежий морозный воздух опьянил Андрея. У него закружилась голова, и
он крепче оперся на руку Тани.
Шагах в тридцати от землянки начинался ледяной покров довольно
большого озера с торчащими вдоль берега прошлогодними стеблями тростника и
осоки, полузанесенными снегом. С трудом преодолел это расстояние Андрей.
- Попробуем тут, Танюша, - опустившись на лед, сказал он.
Таня пробила первую лунку. Толщина льда, к счастью, была невелика -
не больше четверти метра.
Андрей опустил блесну в лунку, но под нею оказалось только с полметра
воды.
- Мелковато. Надо поглубже искать. Я пока на этой лунке посижу,
попробую, а ты руби новую, вон там.
Андрей присел на захваченное Таней ведро, вытянул больную ногу и,
держа на весу левую руку, правой стал блеснить. Но первая лунка не дала
ничего, и он вскоре перебрался на вторую.
Здесь минуты две блесна играла в воде впустую, а затем по всем жилам
Андрея вдруг пробежал огонь такого радостного ощущения, которого он не
испытывал как будто еще ни разу в жизни...
Знакомый окуневый стук!.. да такой стук, который свидетельствовал о
солидной добыче.
Перекидывая леску через кисть забинтованной руки, Андрей стал
поспешно поднимать добычу, но, когда рыба была уже у самой лунки, леска
ослабла, и первый окунь сошел.
- Не везет!.. - с досадой подумал Андрей. - Надо приноровиться ловить
на иголку...
Он вновь опустил блесну в воду. Через полминуты - опять поклевка, и
крупный окунь, весом не меньше полкило, пойман! Через минуту - еще один!
Побледневшие за время долгого лежания в землянке щеки Андрея
покрылись румянцем. Он уже не чувствовал донимавшей его с утра ноющей боли
в левой ноге, не ощущал ломоты в заживающей руке. Он весь был сосредоточен
на одной мысли, на одном желании: чтобы начавший брать окунь не переставал
хватать блесну, чтобы количество этих красноперых красавцев, лежащих на
снегу возле лунки, все росло и росло... Ведь эти окуни для них - для
Мирона Ивановича, для Тани, для него, Андрея - силы, здоровье, жизнь...
Вот и третий окунь, за ним два схода подряд. Вот уже пять рыб билось
на снегу. И все ровные - граммов по 400 - 600 весом.
Таня, никогда не видевшая такой ловли рыбы, с изумлением смотрела на
Андрея.
Он продолжал ловить. Сходов было не так много. Блесны пришлось
заменять дважды. Первую срезал щуренок, а на второй разогнулась игла. К
полудню клев прекратился, и рыболовы двинулись к землянке.
- Ну, как дела? Рассказывайте скорей, - с трудом повернув к вошедшим
голову, спросил Мирон Иванович.
- Сейчас сами увидите, - ответила Таня, улыбаясь.
Она помогла Андрею улечься на нары и, выбежав из землянки принесла
ведро, почти полное рыбы.
Мирон Иванович приподнялся на локте:
- Ну-ка, покажи, покажи. Все окунь? Хороша рыбка Поздравляю, ребятки!
Теперь наше дело в гору пойдет. Молодцы ей-богу! Никак я не думал, Андрей,
что такой фитюлькой как эти блесны, можно этакие дела делать...
В следующие дни Андрей с Таней также ловили рыбу Стала и Таня
блеснить. Вернувшиеся через неделю Семенчук и Ярошеня так и застали их на
озере, у лунок.
А вскоре, выполнив задание, возвратились и все остальные партизаны.
Велико было их удивление, когда Таня угостила вернувшихся друзей ухой
из свежей рыбы, и немало похвал выпало на долю как поварихи, так и
основного «виновника торжества» - Андрея.
А. Синельников
ЕГОР И УСТИН
Пробираясь лесистым берегом Северного Донца к сомовьему омуту Тубо, я
заметил у реки человека, стоявшего, как мне показалось, в каком-то
раздумьи. Я остановился. Заложив руки за спину, незнакомец склонился над
песчаной гривкой.
«Что он там разглядывает?» - подумал я, всматриваясь в неровность на
гладком песке. Вдруг загадочная гривка зашевелилась.
- Ба-а! Да ведь это сом! - воскликнул я, явственно различив у ног
незнакомца, вывалявшегося в песке, довольно большого сома. Тут же, за
врезавшимся в реку узким закоском, из кудрявой зелени лоз выглядывала
корма каюка.
Незнакомец поднял голову. Выбившаяся из-под сдвинутой набекрень
фуражки светлая прядь слегка вьющихся волос, лихо закрученные усы и
окладистая борода цвета зрелой пшеницы, расстегнутая голубоватая
косоворотка, черные штаны, заправленные в белые шерстяные носки, а также
традиционные чирики на ногах незнакомца, говорили, что рыболов - донской
казак.
- Здорово, станичник! - сказал я, приблизившись к нему.
- Здрасте! - бесцеремонно оглядывая меня с головы до ног, ответил он.
- Где подцепил такого? - спросил я, указав глазами на сома.
Разгладив бороду и флегматично сплюнув через плечо, рыбак махнул
рукой в сторону крутого противоположного берега Донца:
- Под той вон кручей взялся, - сказал он.
- На удочку?
Качнув головой, рыбак криво усмехнулся. Тронув сома носком чирика, он
сказал:
- Нешто такого идола удочкой выволокешь? Хм, «удочкой»!
- Почему же?.. - хотел я возразить незнакомцу, но он меня перебил:
- Нешто удочка серьезная снасть? Так, баловство одно.
- Один только и попался?
- Такой-то один, а поменьше еще две штуки есть. Там! - кивнул он на
каюк.
- А теперь что же, домой собрались?
Казак почесал за ухом:
- Да не-е-т, домой-то не охота. Нынче суббота, надо бы рыбки
наловить, да вот у меня загвоздка... - он снова тронул сома чириком. -
Рыбу на баз надо отправить!.. Хозяйка моя чуть свет на базар собирается.
- Так и отправил бы, в чем же тут загвоздка? Или домой, тебе далеко?
Казак скользнул по мне недоверчивым взглядом.
- Да не-ет, дом-то вон он, рядом, - указал он на видневшиеся за
левадами черепичные кровли строений Луганской станицы. - Полчаса до него
ходу.
- Так что же тебе мешает?
- Опасаюсь я, как бы кто крючков с перетяжек не посрезал.
- Кому ж они нужны, твои крючки?
- Го-о-вори-и! Намедни был у меня случай, только я это самое... -
незнакомец умолк и посмотрел на меня долгим, испытующим взглядом.
«Кто тебя знает, что ты за человек?» - говорил его недоверчивый
взгляд. Вдруг его загорелое лицо посветлело:
- Знаешь чего? Давай с тобой компанию составим. А? Я тебя переправлю
на тот бок, - снова махнул он на противоположный берег, - сядешь пониже
той вон карчи, - он указал на черневшую у самого обрыва корягу, - там
сомов этих... чебаки тож, широченные... Ну што, как? - спросил он.
Я всегда считал за удовольствие побывать в обществе живущих у реки
местных рыболовов. Мне всегда казалось, что у них можно многому поучиться
и услышать от них немало интересного.
- Что ж, я не возражаю, - сказал я, сдерживая охватившее меня
радостное волнение.
- Тогда по рукам, как тебя?
Я назвал себя.
- Меня Егором кличут. Егор Башмаков. Погоди малость, я сейчас.
Он пошел к каюку и через минуту причалил возле лежавшего в воде
плоского камня.
- Садись, - сказал Егор, подтягивая каюк к берегу. Пока я усаживался
в каюк, он приволок сома.
- Эка вывалялся, скотина! - воскликнул Егор, приподнимая сома над
землей. Он начал счищать с него песок, но безуспешно.
- Минутку! - сказал Егор и ступил с сомом на камень.
- Что ты хочешь? - спросил я компаньона, с опаской поглядывая на
зевающего сома. Егор держал его особым способом. Большой палец правой руки
рыбака был у сома во рту, а остальными четырьмя Егор подхватил сома за
нижнюю челюсть.
- Ополосну его, идола!
- Упустишь!
- Плевать! Не таких, это самое... - самоуверенно отозвался рыбак. -
Разве это сом? - демонстративно окуная сома в воду и размахивая им так,
как женщины полощут белье, презрительно воскликнул Егор. - Да я его!..
Раздался могучий всплеск, сноп брызг окатил Егора, ослепив ему глаза.
Вода у камня забурлила, вспенилась и оттуда, где только что был сом,
разрастаясь и исчезая, раскатились увенчанные пузырями широкие круги. Кожа
с большого пальца Егора была содрана, сочилась кровь.
- Держи-и его! - протирая глаза, дико закричал Егор.
Взглянув на своего компаньона, я невольно отшатнулся. Измазанное
кровью лицо Егора было ужасно.
- Где он? - дико озираясь по сторонам, кричал Егор.
- Ушел, - ответил я.
- Ах, ирод проклятый! Вот чертяка! Сроду со мной такого не было, а
тут на тебе... В какую ж сторону он подался?
- Туда! - махнул я на середину реки.
- Скажи на милость, - Егор посмотрел на свой палец и, сокрушенно
качая головой, произнес: - вроде бы и сом не важнецкой, а чего супостат
натворил.
- Вытри лицо. На тебя смотреть страшно, - сказал я незадачливому
рыболову.
- Шут с им, поехали! - сказал Егор, сталкивая на воду каюк.
Мы причалили к высокому, глинистому яру. Егор вымыл лицо и руки.
- Ты, Егор, говорил, что у тебя еще два соменка. Снеси их пока, а
дальше видно будет, - сказал я.
- И то снес бы, да куды они, ироды, делись? - шаря рукой по залитому
водой отсеку, проворчал Егор. - Тьфу, будь вы прокляты... Ушли! - он с
ожесточением заскреб рукой на затылке и, не поднимая глаз, сказал сердито:
- Ну, ты это самое... Пойди, осмотрись покуда, а я перетяжки трухну,
может есть чего...
Я пошел осмотреть берег и облюбовать место для удочек, а Егор начал
проверку переметов. Продвигаясь каюком вдоль шнура перемета, он сердито
ворчал:
- Ах, черти полосатые! И откуда вы набрались на мою голову!
- Кого ругаешь? - спросил я Егора.
- Да чикамасов, будь они неладны!
- Да за что же ты окуней ругаешь?
- А-а, погибели на них нет, всех вьюнов потравили!
- Что, много их?
- Почитай на каждом крючке. Сам с палец, а туда же, дрянь, на вьюна
зарится! Голову заглотал, а хвост изо рта свесился! Живцов всех подушили.
Возле самого яра, у борта каюка, плеснулась какая-то рыба.
- Что там такое? - спросил я.
- Сом! - ответил Егор.
- Большой?
- Не, малый!
- Фунта на три?
- Да, на фунт три! - сострил Егор... Эй-ей! Ушел! Ска-а-жи, и этот
туда же. Тьфу! - плюнул Егор... - Надо вьюнов добывать.
- Ну что ж, надо, так надо, только я понятия не имею, как их ловить.
- Ничего, научишься. Поехали! - бросив в каюк большую
лопату-грабарку, сказал Егор.
- Я сейчас буду ил на берег выбрасывать, а ты вьюнов выбирай да в
отсек их сажай, вот и вся твоя работа, - стоя по пояс в воде, вскоре
говорил Егор, зачерпывая полную грабарку илу и выбрасывая на берег. В иле
закопошились два вьюна величиной с карандаш. Они были такие верткие, что я
с трудом удерживал их.
«Вот вы какие», - подумал я, сажая вьюнка в отсек. Егор напал на
хорошее место, через час в отсеке металось не менее полсотни вьюнов.
Когда работа была закончена, я сказал Егору:
- Что-то вьюны мечутся по отсеку как угорелые?
- Мечутся? А чего им метаться? - пожал плечами Егор.
- Постой, Егор, а не потому ли они мечутся, что в отсеке у нас чистая
вода, без илу? - заметил я.
- Почему чистая? Разве ты ила не поклал им?..
- Нет! Ты мне ничего не говорил. Да и лопата все время была у тебя.
- Ах, боже мой! Сам не маленький, понимать должен! На лопату, подкинь
им это самое, - швырнул он мне грабарку. - Набирай больше! Не на базаре
покупаешь! В-во! Теперь в самый раз. Вываливай в отсек. Так! Ну, вот,
давай лопату!..
Солнце склонилось к закату, когда мы подплыли к первому перемету.
Егор подцепил веслом шнур и, положив его на колени, сказал:
- Ну, друг, перекурим, да и за дело! В другой-то раз курить уж у
костра будем.
Мы закурили.
- Ты пересядь на корму, будешь вьюнов мне подавать, - сказал Егор.
Вечер наступал тихий, ласковый. Мохнатые шапки тополей уж тронуло
яркой киноварью заката. От широкого плеса реки потянуло предвечерней
прохладой, а от берегов еще дышало теплом.
- Благода-ать! - вздохнул Егор. - Наловим мы с тобой рыбки. Какая
покрупнее будет, хозяйке снесу - на базар, ну, а которая помельче - на уху
оставим.
Ленивый по натуре Егор, влюбленный в реку и в каюк, давно уж
превратил свою охоту чуть ли не в главный источник существования. Все его
восторги неизменно оканчивались расчетом: сколько он выручит? Но, судя по
всему, выручал он немного.
- Бросай курить! - сказал Егор. - Закончим с перетяжками, костер
разведем, чайку вскипятим... Ну, давай!
Я опустил руку в отсек, пошарил ею в черной, киселеобразной жиже да
так и обмер. Сомнения не было: вьюны уснули! Их скользкие, подвижные
тельца превратились в жесткие, негнущиеся прутики.
- Чего ты там копаешься, давай быстрей! - окликнул меня Егор.
Я схватил первого попавшегося вьюна и подал его компаньону.
- Ах, боже ж мой! - страдальчески сморщился Егор. - Он же дохлый!
Задубел! - и с яростью швырнул вьюна за борт.
- Они все дохлые, - сказал я обреченно.
Егор побледнел. Мучительно сдвинув брови и наморщив лоб, будто силясь
что-то вспомнить, он некоторое время молчал. Потом судорожно глотнул
воздуху и прошипел:
- Шшто-о?
- Подохли! - повторил я с отчаянной решимостью.
- Подушил вьюнов, ирод! - поднимаясь с сиденья, взревел Егор.
Я инстинктивно подался назад, но далеко ли уйдешь в каюке. Уперевшись
руками в борта каюка, готовый ко всему, я не спускал глаз с взбесившегося
компаньона. Вдруг он ударил себя кулаком по лбу и с проклятием ринулся
вниз головой в воду. Перед моими глазами мелькнули истоптанные подошвы его
чириков и исчезли в темной глубине. Каюк резко качнуло; зачерпнув воды,
он, качаясь, поплыл по течению.
- Язви тя в душу! - послышалось сзади.
Весло из каюка выпало. Действуя руками, как веслами, я кое-как
прибился к берегу. Егор уже сидел на камне.
- Не подхо-о-ди-и! - закричал он. Но вода уже отрезвила Егора. - Уйди
от греха, я ишшо не перегорел, - сказал он упавшим голосом...
Часам к десяти мы заново накопали сорок вьюнов, и только за полночь
закончили с переметами.
- Костер будем жечь? - спросил я компаньона.
- Отвяжись ты со своим костром! - с досадой сказал Егор и свалился на
разостланную палатку.
- Ладно, Егор, дело прошлое, скажи: отчего подохли вьюны?
- От того, что я им сроду илу в отсек не клал. Вот отчего!
- Но ведь ты же говорил?..
- Спи уж, завтра рано вставать! - отвернувшись сказал Егор.
Мы заканчивали проверку второго перемета. Осталось каких-нибудь
десять поводков - и конец.
- Ска-ажи на милость, хоть бы что-нибудь это самое... - сказал
Егор. - Не то што торговать, а и уху сварить не из чего. Это ты такой
несчастливый, сроду со мной этого не было, штоб я без рыбы...
- Ну, а вчера ты пойманную рыбу упустил. В этом тоже моя вина?
- То особый случай, - опуская глаза буркнул Егор. Вдруг впереди под
тонким слоем воды замаячил силуэт какой-то большой рыбы.
- Сом! - толкнул я Егора.
- Где?
- Вон! На перемете, - указал я на всплывшего на поверхность метрового
сома. - На подсак!
- Куда ж его в подсак? Нешто он влезет? Багор бы... Ну, да ничего, и
так возьму. Смотри учись, может и самому когда придется это самое... Суй
ему в рот большой палец, а остальными за салазки подхватывай, подними ему
голову и - через борт, прямо сам в каюк вскочит. Жалко, что правая рука не
гожа, придется левой... Смотри! Вот так!..
Выждав, когда сом разинул пасть, Егор сунул ему в рот большой палец
левой руки.
- Ну вот, теперь вот так...
Сом хлобыснул по воде хвостом, и... все повторилось с поразительной
точностью. У борта каюка вскипела вода, брызги также окатили и ослепили
Егора. Большой палец левой руки Егора был ободран и залит кровью, также
разбежались широкие круги...
- Так я и знал. Энто ж тот самый. Леший вчерашний! - равнодушно изрек
Егор. - Поехали! Есть что-то хочется...
Вот и все. Я ожидал чего угодно, только не этого. Упустить метрового
сома и сказать при этом «хочется есть» - никак не связывалось.
- Ловили мы с тобой, ловили, а уху сварить не из чего, - горько
усмехнувшись, - сказал Егор.
- Как не из чего, а вчерашние окуни?
- Протухли. Они ведь еще на крючках подохли.
- Ну что ж, Егор, не беда, сварим кулеш с салом, - сказал я своему
компаньону...
Когда мы с Егором, после стольких неудач и потрясений, усталые и
проголодавшиеся, с волчьим аппетитом набросились на пшенный кулеш, к
нашему табору на старом заплатанном каюке подчалил какой-то незнакомец.
- Приятный аппетит! - приподняв над головой соломенную шляпу и
вытирая вспотевший лоб, негромко сказал он.
- Милости просим! - пригласил я нежданного гостя.
Черты лица у незнакомца были крупные, выразительные, голос низкий,
грудной, а голубые глаза щурились в улыбке.
- Плыву мимо, гляжу: дымок в гору вьется. Вижу, рыбаки уху хлебают,
дай, думаю, заверну, авось предложат отведать.
Мы с Егором молча переглянулись.
«Принесла тебя нелегкая», - прочел я в смущенном взгля
